28.06.2022
«Это музыкальный инструмент». Фониатр рассказал о гигиене голоса
Насколько изучен голос и как следует с ним обращаться? Об этом «Нестеренко центру» рассказал доктор медицинских наук, доцент, президент Российской общественной академии голоса, профессор Лев Рудин .
Насколько изучен голос и как следует с ним обращаться? Об этом «Нестеренко центру» рассказал доктор медицинских наук, доцент, президент Российской общественной академии голоса, профессор Лев Рудин .
Вы уникальный специалист, у которого есть одновременно и медицинское, и вокальное образование. Профессия фониатра требует такого погружения?
– Фониатрия, безусловно, требует такого погружения, потому что я вообще не представляю, как бы я работал, если бы через себя все это не пропускал и мне было бы непонятно, как это все происходит. Потому что ощущение болезни, ощущение здоровья, ощущение звучания или незвучания, испытания препаратов... У нас же нет каких-то специфических и вот даже на себе сначала испытываешь, как препарат сработает, начинаешь петь, смотреть, как ты на нем звучишь. Вот какие-то такие эксперименты. Поэтому я убежден на все 100%, как это и было в какие-то стародавние времена, что все-таки фониатр должен быть с музыкально-вокальным образованием. Это сейчас все стало упрощаться. Да и уровень, конечно, совершенно иной у специалистов, что очень печалит. Это, наверное, не только в нашей, а вообще во многих отраслях. Но вот это погружение, на мой взгляд, – это необходимость стопроцентная. И я даже сейчас уже ребенку своему, как исполнилось 10 лет, внушаю, что он будет вместо меня работать. Когда у него спрашивают, кем ты хочешь стать. он говорит: «Папиным заменителем». И я уже планомерно, целенаправленно договариваюсь с музыкальной школой, чтобы он сольфеджио учил, чтобы с ним вокалист пел, чтобы он все это понимал. В нашей специальности без этого просто не обойтись.
Но у меня вообще за плечами музыкальный колледж - вокальное отделение, то есть четыре года профессионального обучения пению. Но в моей жизни было это не так, что я шел к фониатрии специально петь. Нет. Я всегда хотел быть врачом. И я очень хотел петь в церковном хоре, а меня не брали, потому что у нас был в кафедральном соборе в Ставрополе очень профессиональный хор в 90-е годы. У нас Митрополичий хор нашего кафедрального собора был единственным профессиональным хоровым коллективом в Ставропольском крае. Понимаете? Нас таскали на все звукозаписи, на радио, на краевые городские праздники, просто спускалось указание в епархию, что вот там должен хор принять участие, там нужно записать, тут нужно спеть. И мы пели светскую музыку, мы были единственным профессиональным коллективом. Вот на таком уровне мы работали. И, конечно, туда брали минимум с музыкальным училищем. Но так там добрая половина была с консерваторией и дирижеры, и хоровики, и вокалисты. У нас там солистами были только педагоги музучилища. Не так, что матушки и батюшки, как сейчас. Хоровое церковное пение, это отдельная моя боль, потому что я очень долго там пропел. Это определенная стезя в моей жизни, о чем я не жалею и это тоже в итоге меня привело к фониатрии. И вот - меня не брали в этот церковный хор петь. У меня амбиции, голосина, а меня не берут. Ну правильно, там надо петь с листа. Я вообще даже не знал, что такое бывает, чтобы взять и по нотам что-то спеть. Мне сказали: ну да, голос есть, но вам надо идти учиться и потом можно вернуться к разговору. Я поступил в один год и в медицинский институт, и в музыкальное училище. Параллельно учился: первую половину дня - в институте, вторую половину дня - в училище. Теоретические групповые разрешали просто экстернатом сдавать: я приходил раз в месяц или раз в два и сдавал какой-то пройденный материал по программе. А в медицине я собирался совсем на другую специальность, а потом мой вокальный педагог (наверное, не зря появилась на моем жизненном пути) говорит: «Какая гинекология, ты сумасшедший, что ли? Вообще выкинь из головы все эти песни, не вздумай никогда петь, я тебя не пущу, я тебе не разрешаю. Ты должен быть врачом, ты должен быть фониатром. Петь, кроме тебя есть кому. А вот таким фониатром ты будешь один».
Ну, в общем, потом как-то постепенно я к этому проникся. Очень был большой стресс, что это все-таки направление в отоларингологии. А я говорил всегда, я буду кем угодно, только не лор врачом. И судьба здесь надо мной так усмехнулась. Но оказалось, что не так все печально. Конечно, я подрабатывал еще в начале своей карьеры в медицинских центрах. Но я больше пяти-восьми месяцев нигде не выдерживал. Я оттуда сбегал, мне нужна была перемена картинки. То есть вот этот лор-прием все-таки не для меня. Мне говорят: «Как ты общаешься с этими вокалистами, они все чокнутые». Я говорю, что, наверное, я сам такой же (смеется). Я с ними на одной волне и мне гораздо интереснее вот здесь. Мы же недаром говорим, что фониатр на работе всегда как в театре, а в театре всегда на работе.
Вот поэтому эта степень погружения именно вокально, она может быть у всех действительно разная, но музыкальная грамотность и музыкальная грамота, обязана быть. Потому что, это специфика – это голос, это музыкальный инструмент. Вы должны знать абсолютно нотный стан, что такое тональность, тесситуры, форте, пиано, то есть всю терминологию вы должны знать абсолютно четко. Без этого никуда. Потому что пациент приходит и предъявляет совершенно специфические жалобы: «Вот у меня выпал участок от си до ми, выпадает эта зона или там два тона выпадает…». Он же с нами нотами разговаривает и терминологически: то в тесситуре, то еще что-то. Нужно ж с ним на одной волне быть. Мы должны прекрасно понимать, какие жалобы предъявляют. Как можно работать фониатром, не понимая в музыкальной терминологии? Такого не может быть в принципе по определению.
Вы упомянули ребёнка. Существуют разные взгляды у музыкальных педагогов на то, насколько рано стоит начинать заниматься вокалом. Есть мнения о том, что стоит изучать сольфеджио, пробовать какие-то инструменты, а голосом все-таки работать чуть позже. С медицинской точки зрения, есть ли противопоказания к вокалу по возрасту?
– Никаких противопоказаний нет. Голос – это природная данность, это физиологическая функция. И просто нужно работать с этой функцией в соответствии с возрастом в любом возрастном диапазоне. Все должно соответствовать строго возрастной анатомии и физиологии. Все. Чем раньше вы будете заниматься с ребенком вокалом, тем развитее он будет в этом отношении. Никаких противопоказаний и опасений нет. Я знаю много педагогов, которые даже со своими детьми занимались сызмальства - с трех лет. Но это, конечно, уровень будет совершенно иной — это даже сложно назвать занятиями вокалом. Это вокализация, это развитие слуха. В раннем возрасте это все только носит подражательный характер: чтобы ребенок больше слушал какие-то звуки, пытался их повторять. Естественно, никто не будет над резонансом с ним работать, над дыханием. Это уже прививается позже, лет с 9-10. С возрастом просто требования возрастают и технические, и музыкальные. Просто все должно строго возрасту соответствовать и нужно понимать, что можно делать, а что нет. А так, пожалуйста, - пойте.
Вы профессор. С точки зрения ученого - насколько голос изучен наукой?
– Голос наукой, конечно, изучен недостаточно. И это связано с большой сложностью изучения, потому что голос — это нервно-мышечная функция. И если к неврологу пришел с рукой, с ногой и тебе сделали игольчатую миографию - воткнули иголку в мышцы, а приборы фиксируют импульсы от мышц и смотрят какие есть изменения, есть ли они вообще, что происходит? Это исследование имеет большую диагностическую ценность. Теперь представьте, а как мы: в гортань, в musculus vocalis, в толщу голосовой складки или еще в какую мышцу внутри гортани воткем иголку? Это невозможно. То есть у нас уже выпадает этот метод исследования. Мы не можем исследовать нервно-мышечную функцию при помощи, так скажем, рутинных известных методик. Они выпадают. Во-вторых, мы не можем осмотреть человека в наркозе или в анестезии, потому что вокализация — это живая функция. Человек должен быть в сознании, он должен вокализировать, произносить звуки, а мы должны смотреть, что в этот момент происходит. Потому что человек в наркозе ничего не издаст. То есть функцию вы никак в наркозе не увидите. Ну да, детей смотрят маленьких под наркозом, если на это есть существенные показания медицинские? Но вы должны понимать, что, если узелки, какие-то или там другие новообразования, вот эти органические изменения в наркозе вы увидите. Но если этого нет, а нарушена функция, то функционально вы ничего не увидите, потому что голосовые складки не работают. Некоторые методы исследования, как, например, глоттография – да, объективный метод. Но он тоже стоит немалых денег. 10 000 € стоит малюсенький приборчик.
Хотя в СССР всегда было свое производство: и стробоскопы делали, и глоттографы. Все это было. Сейчас я с людьми поговорю, даже не могут понять: то есть теоретически понятно, что там за принцип действия, а изобразить это на практике никто не может. Опять выпал метод исследования. И у нас остается что: либо стробоскопия и мы смотрим функцию и колебательный процесс голосовых складок, либо акустический анализ голоса. Акустические программы тоже уже давно ушли с рынка. Их нет в России. Импортные были, но они больше на патологию заточены, потому что они выдают определенные коэффициенты (степень дисфонии, основной фон). То есть мы сразу видим по коэффициентам. А звукорежиссерские программы, которые дают спектр, они не дают никаких коэффициентов, то есть это нужно сидеть, заниматься этим прицельно и изучать. То есть чисто уже наблюдать самостоятельно и выводить какие-то закономерности, что вот это – норма, а вот в таких-то ситуация вот здесь что-то меняется в этой акустической картинке. Поэтому у нас очень ограничен арсенал методов исследования, которые мы можем применить к гортани.
Вот сейчас мы хотя бы начали смотреть, что происходит в гортани при каких-то так называемых экстремальных рокерских техниках, как там чего работает? Мы хотя бы стали видео снимать, чтобы принцип действия в гортани проследить. Раньше не было и этого, невозможно было снять видео, эндоскопию на экран показать, посмотреть. Все с зеркальцем смотрели без видеофиксации и все. Сейчас хотя бы такая возможность появилась – тоже хорошо.
Поэтому очень много каких-то и патогенетических механизмов не исследовано и патологии. Потому что – сложность: одно дело — взять ткань на исследование, а другое дело полезть в гортань и отщепить. Поэтому, конечно, приходится выкручиваться как-то так, чтобы это было, с одной стороны, и доказательно, а с другой, чтобы не уйти в лженауку в этих наблюдениях, потому что при таком дефиците можно запросто сделать неверные выводы. Поэтому здесь нужно применять свой практический опыт работы с пациентами: что происходит, что ты наблюдаешь? Ну, в общем, как-то так.
Вы работали с коллективами – с ансамблем Александрова, и с «Геликон-оперой». На ваш взгляд, фониатр – это более индивидуальный, интимный доктор, как гинеколог и стоматолог?
– Он относится к интимным специалистам, потому что все-таки голос – это рабочий орган. То есть профессионал голосом зарабатывает. Поэтому, естественно, он будет доверять всю свою жизнь. Это же вся жизнь – вот здесь (показывает на горло) сконцентрирована: и творческая, профессиональная, с этим завязана личная жизнь неразрывно. Поэтому, естественно, большинство профессионалов, как-то приникают уже каждый к своему врачу и за него держатся.
Я не знаю, английского языка, вообще никакого языка и я водить машину не умею. Но мне говорят: «Мы вас отвезем, привезем, что нужно, переведем. Вы только разберитесь хорошо и вам больше ничего не надо». Я пребываю в такой абстракции внешнего мира. Меня научат, на какие кнопки в телефоне нужно нажимать. Я действительно много не знаю и учиться этому не хочу, времени на это нет. И так складывается, что кроме голоса, ни в чем больше не понимаю. В прошлом году было 20 лет моей профессиональной деятельности. Я пришел в Геликон-оперу в 2000 году работать и с этого момента у меня начинается отсчет – это была моя первая работа. И вот у меня есть некоторые солисты прямо оттуда, которые уже 20 лет у меня на обслуживании состоят. И все, и пошло то кто-то 19, кто-то 18, кто-то 17 лет. И в итоге у меня сколько уже детей на глазах выросло, вот целое поколение уже так не то, чтобы сменились, но подросли.
Если говорить об оперных вокалистах, какие три самых главных «нельзя» для них вы бы обозначили?
– Ой, это всегда очень сложно... Наверное, три таких самых распространенных нельзя, за которые я очень часто ругаю. Первое – это нельзя молчать. Ведь у них, когда, например, идет перерыв в работе, нет спектаклей, или отпускной период, или заболел, у них выпадает неделя – две - три - месяц, и они молчат (не распеваются, ничего). И потом они резко выходят и дают полноценную голосовую нагрузку. Я говорю: «Вы чего не соображаете?». Представьте, вы в фитнес не ходите, сидите дома, а потом пошли и в зале как начали таскать часами. Что с вами будет? Спортсмену в голову не придет, сидеть на печи, а потом бежать 10 километров. Никому ж такое в голову не приходит? А здесь голос - такая специфичная штука интересная, окутанная всякими тайнами и мифами. И никому не приходит в голову, что здесь такая же мышечная работа происходит, и нельзя так себя вести. Это обязательно - нельзя молчать, нельзя замолкать, нужно все время держать себя в форме. Даже если у вас нет выступлений, вы обязаны 30- 40 минут в день все равно распеться по всему диапазону, чтобы все время держать себя в форме.
И отсюда вытекает - второе «нельзя»: никогда нельзя давать резкую нагрузку, после такого более или менее длительного периода молчания. Никогда! То есть только постепенный ввод. Потому что, когда дают резко голосовую нагрузку, все они в один день вылетают. И потом они будут у нас здесь лечиться месяц, потому что обычно по срокам это протекает все гораздо длительнее, чем какая-то банальная болезнь. Мышцы вылетают и все и пока там все восстановишь, или травма возникла – предузелковый процесс.
Ну и третье «нельзя», которое объединит, наверное, такую большую группу «нельзя» — это, конечно, нельзя позволять себе какие-то принципиальные гигиенические нарушения. То есть нельзя вести беспорядочный образ жизни: то в 02:00 легла то в 09:00, то в 06:00. Концертная деятельность (особенно у эстрадников, не только у оперных) часто с этими нарушениями режима сопряжена. Нельзя быть футбольной или хоккейной болельщицей, если ты поешь! Приходит: завтра концерт, а там… «Я на футболе была, болела кричала». Я говорю: «Как? Дура что ли?». И такое бывает. Или они любят еще петь в караоке - сцены не хватает. Активная концертная деятельность, звезда первой величины, но любит караоке. Что за бред?
Тогда в противовес: какие три обязательных «надо»?
–Если перефразировать вот эти три нельзя в обратную сторону. Но здесь будет одно, но оно объединит очень много. Мы же недаром говорим, что голос — это зеркало и тела, и души. Вы можете определить по голосу настроение человека, вы можете представить даже внешность по тембральному звучанию, возраст — это все слышно. Хорошо себя чувствует человек или нет? Голос настолько тонкий механизм, что он очень на себя цепляет все и отражает действительно все, как в зеркале. Это то, что мы слышим. А если его на акустическую программу разложить или посмотреть обертональный состав - вообще целый мир открывается. То есть это целая отдельная наука - акустика голоса. Сейчас даже в качестве альтернативы детектору лжи, записывают голос человека, когда он дает ответы на какие-то вопросы. И акустическая программа миллисекунды какие-то улавливает. Там человек задумался, и у него какие-то появились удлинения интервалов между обертонами. И это уже все улавливается. Мы никогда это слухом не увидим. А компьютер может уловить, что он алкоголик или он к воровству склонен. И вот работодатели сейчас очень часто прибегают именно к акустические методам, потому что это более объективно. Если полиграфы они все на психологии построены, психологи расшифровывают беседу, то здесь не надо ничего, кроме беседы, - машина все записывает. Это объективно, потому что голос вообще цепляет все. А мы невольно, когда хотим или соврать, или на какие-то вопросы, дать, какой-то ответ, это сразу улавливается в голосе. Настолько это все тонко.
Поэтому здоровое звучание может быть только в здоровом теле со здоровым духом. И все на самом деле элементарно: соблюдайте здоровый образ жизни, делайте зарядку по утрам, чтобы был мышечный тонус, высыпаетесь. Не пересыпайте. Ни в коем случае! Вы переспите и у вас, наоборот, тонус уйдет со всех мышц. Нельзя! Нужно просто регулярно спать восемь-девять часов и все. А если у вас недосыпы были, то лучше опять недоспать, отпеть, потому что уже организм в этом ритме, и он в нем держится, и у вас тонус будет лучше или все. Потому что вы ему дадите расслабление, то есть он поймет, что вы высыпаетесь и расслабится, а вы ничего не споете. То есть какие-то элементарные вещи. В здоровом теле и здоровый будет голос, от этого никуда не деться. Поэтому соблюдение вот этого большого комплекса элементарных каких-то бытовых мер будет уже приводить к хорошему здоровому звучанию.
Каждый из нас знает детскую сказку «Волк и семеро козлят», где волку «перековали» голос. В реальной жизни может случиться такое чудо, что доктор поможет изменить голос до неузнаваемости?
– Ну, вы знаете, такие чудеса иногда случаются. В каком контексте? Так, чтобы прямо изменить ваш тембр, - это невозможно. Это только оперативное вмешательство определенное, когда накачивают, например, гели какие-то, утолщают голосовые складки и звучание становится более низким, понижают тембр или голосовые складки сшивают, чтобы вибрирующую длину голосовых складок уменьшить. То есть как бы сокращают, укорачивают длину этой струны. Ведь голосовые складки – это как струны, они работают по принципу струн в инструментах. Поэтому, если их укорачивать, то звучание станет выше. Это хирургические методики.
Ну вот, например, может, вы сталкивались, когда-нибудь с ситуацией, когда мужчина открывает рот и вдруг оказывается, что он разговаривает вот таким голосом (изображает фальцет). Приходилось сталкиваться с такими? Это неестественно высокое звучание. А что с голосом? А это просто в процессе мутации не сработала вот эта кнопка переключения регистров и человек не переключился на другой регистр, а остался на фальцете, как в домутационный период. У него все нормально, но произошел вот такой функциональный сбой. Это не болезнь, у человека просто «не переключилась кнопка». Если на музыкальном инструменте кнопку надо нажать и как-то переключаются регистры, то здесь это переключает все нервная система и мышцы. И вы сами это делаете. А вот некоторые это делать не умеют на самом деле их надо этому учить. И вот когда приходят такие пациенты, то вот как раз-таки фониатр может совершить такое чудо и «перековать» голос с помощью фонопедических занятий. И человека, который долгие годы говорил таким голосом, перевести на нормальную грудную фонацию, привычную всем на слух. Вот и «перековали». В мультике, кстати, тоже всего лишь волк что делает? Он просто переключается на фальцет и песенку поет уже фальцетом. Просто петух научил переключаться волка на фальцетную фонацию. Он тоже это не умел делать, а он ему показал, что можно вот так и переключил его в другой регистр, в головной. И все.
Однажды мне довелось продюсировать Гала-концерт оперных звезд и в день выступления один из вокалистов отказался по причине того, что не может нарушить «гигиену голоса». Что с медицинской точки зрения это словосочетание означает?
– Гигиена голоса включает в себя совершенно конкретные понятия, которые относятся к науке - гигиене. Это совокупность различных моментов, которые нужно соблюдать для того красивого звучания, о котором я говорил. Это мы опять возвращаемся к гигиене сна. И это тоже целая наука. Что такое гигиена сна? В идеале человек должен выработать биоритмы. Он должен в одно время ложиться в одно время вставать. И желательно лечь до 11-ти, чтобы еще там выработался соматотропный гормон роста, который дает нам иммунитет, снижение веса, сжигание жиров и так далее. Это гигиена физических нагрузок. Это гигиена труда и отдыха, то есть правильное разумное распределение голосовой нагрузки и периодов отдыха. И сюда же относится, например, когда мы говорим, молчал и потом резко начал голосовую нагрузку. Я ему что говорю: «Вы грубо нарушили гигиенические правила». Это тоже гигиена голоса. Постоянный тренинг постепенный - в голосовую нагрузку. То есть это все так называемая гигиена голосовой нагрузки. Это нормативы, по часам, ее распределение, правильное использование - это тоже относится к гигиене голоса. Это гигиенические нормативы. Гигиена вашего жилища в преломлении к специальности речевой. Это какие-то неотъемлемые вещи, которые работают только в совокупности.
С вашей точки зрения, когда вокалист обязан отказаться от выхода на сцену?
–Ой, ну, это всегда очень сложный и такой скользкий вопрос. Конечно, такие глобальные решения принимаются только совместно с врачом фониатром. Сам вокалист никогда такого решения не примет. Он может его принять, когда проснулся, и острый ларингит начинается вот так в секунду по щелчку - был голос и раз за несколько секунд голоса не стало. То есть ларингит всегда, как правило начинается остро, внезапно на ровном месте: бах и голос сшибает, все развилось острое воспаление. Ну, конечно, наверное, вокалист в таком случае примет решение отказаться, потому что он просто не может.
Если возникли какие-то незначительные нарушения, он проскочит к нам, мы ему все сделаем, что нужно, и он все прекрасно споет. Потом скажет: «Вы волшебники! Я в здоровом состоянии так никогда не пел, как в больном!». Клянусь, очень часто такое бывает.
Ну вот я не помню. По крайней мере у меня такие глобальные концерты в «Крокус Сити», в Кремле, спектакли в Большом театре никогда не отменялись. Потому что мы все делаем, потом дежурим там за кулисами, как-то все-таки пытаемся мероприятие спасти. И сколько таких спасенных спектаклей по театрам Москвы было. Это был один из существенных моментов, когда я давал экономическую выкладку. Ведь это не просто. Это же влечет за собой потери еще и экономические: это трудодни, больничные листы, социальные выплаты, а недополучение внебюджетных средств от вырученных при спектакле денег. Это же все цифры. Это все тянет за собой цепочку событий. Я посчитал примерно, сколько я за 10 лет существования клиники спас концертов, соответственно, сэкономил бюджетных и внебюджетных средств. Нечасто может кто-то этим похвастаться – за это клиника была награждена благодарностью мэра Москвы за вклад в здравоохранение.
Наверное, бывают, конечно, когда угрожающие какие-то состояния, при которых, ну, совсем нежелательно петь и когда мы можем сказать: «Да, лучше вы откажетесь». Но пациент обычно принимает с нами совместно такое решение. Есть еще целая плеяда людей, которые тоже работают голосом, но не относятся к вокалистам: преподаватели, спортивные комментаторы, журналисты… Есть ли для них какие-то особые рекомендации?
–Они для нас все –представители речевой профессии. Гигиенические принципы голососбережения – это более широкое понятие, чем гигиена, оно много чего еще включают. Я основоположник этой системы профилактики дисфоний, потому что я предложил ее на системном уровне, до этого она так не существовала. Этому моя докторская диссертация посвящена. Гигиенические принципы, требования и нормативы они никак не отличаются. Просто у представителей речевых профессий гораздо большей степеней свободы. То есть если оперный певец приболел, и у него исчезло пол тона, а ему петь Германа (в «Пиковой даме» же как: если в первой картине грозы в летнем саду Герман поставил си-бемоль, то дальше ему можно жить спокойно). А вот представляете, он выше ля подняться не может, а надо си-бемоль. Что ему делать? Вот поэтому степеней свободы нет вообще. То есть либо есть, либо нет: ты не можешь спеть вообще целую партию из-за одного единственного полутона. Это ужасно. У «речевиков» степеней свободы намного больше, я бы сказал, одна сплошная степень свободы: что хочешь делай, хрипи, выходи на сцену, если это драматический актер. А кто ведет тренинги, им посложнее. Они управлять голосом не очень могут, поэтому все учатся. Когда они ведут пятичасовые тренинги, бизнес-тренинги, то, конечно, могут осипнуть и не выдержать это. И они очень часто прибегают к нашим услугам, к экстренной фониатрии, чтобы бизнес-тренер отговорил свой тренинг и выдержал голосовую нагрузку. Это сейчас очень все востребовано, потому что многое перешло в онлайн.
Вы говорили о том, что вокалистам желательно не молчать. А если мы говорим о женском организме, есть ли периоды, когда молчать стоит?
–Вот, опять-таки, это связано с вашим очень правильным вопросом и очень хорошим: «Насколько изучен голос?». Вот, например, беременность и кормление грудью относится к таким совершенно недоизученным вопросам. Мы чисто эмпирически по клиническим наблюдениям своим можем судить об этом, мы собираем мнения вокалистов. Конечно, все говорят, что уже, естественно, сложно петь в третьем триместре, когда уже живот поджимает диафрагму. И вообще в третьем семестре уже, как правило, никто не поет. Но здесь тоже нужно учитывать другой момент. Мы всегда рассматриваем в данном случае вред для матери, для певицы, для вокалистки. А вы никогда не рассматривали наоборот? А ваша вокальная нагрузка, что значит для ребенка? А можно ли? Ведь выход на сцену — это стресс и немалый отпеть спектакль. У вас адреналин и другие гормоны, давление может меняться и прочее. Вы не учитывали вред для плода? Не рассматривали? А потом у детей начинают вылезать какие-нибудь проблемы со здоровьем и где гарантия того, что это не связано с выходами на сцену во время беременности? Никто не может вот эти связи установить на самом-то деле. «Нет, это не от этого!». А почему не от этого? Мы должны об этом помнить. Это стресс, а беременным стрессы противопоказаны.
Во время кормления грудью, опять-таки установлено чисто эмпирически из практики, поется очень сложно. Все женщины, прошедшие эти периоды отмечали, что во время беременности пелось иногда даже гораздо лучше, чем без беременности. А вот в лактацию, когда было кормление грудью, петь очень сложно. Тоже, в принципе объяснимо, потому что нарушается гормональный уровень. Изменяется он в сторону роста пролактина для того, чтобы вырабатывать молоко. Поэтому этот гормональный дисбаланс, конечно, очень сильно влияет, потому что гортань очень гормонозависимый орган. И мы по состоянию гортани иногда первыми начинаем подозревать какие-то гормональные расстройства и отправляем на исследование. Мы выявляем это уже по виду гортани.
Ну а что касается «красных дней календаря», то тут уже все гораздо проще и более изучено. Здесь важен день до начала и первые два-три дня в зависимости от длины цикла (у всех индивидуально). Поэтому получается, что где-то три-четыре дня наиболее критичны для пения и голосовой нагрузки, потому что расширены сосуды и отек. И это все будет провоцировать проблемы в гортани сосудистого и воспалительного характера, вплоть до кровоизлияния и более серьезных проблем.
Говорят, что когда мы слушаем музыку, смотрим выступление на экране, мы как-бы повторяем за певцом, и если пение будет фальшивым, то голос зрителя тоже может пострадать, это правда?
– Да. Мы цепляемся, мы повторяем и больное пение – это вредно. То есть больной голос очень вредно слушать. Это тоже изученный вопрос. Это единая функциональная систем: слух, голос и речь. Это три ее компонента. Почему вокально- речевая педагогика построена, прежде всего, на показе голосом? Потому что ученик слышит правильный звук, правильное звукоизвлечение и мышцы через звук сами выстраиваются так, как им надо и выдают правильный звук. Почему педагоги, которые только начинают заниматься вокальной педагогикой, у нас практически здесь живут? Потому что они еще не умеют пропускать это через себя, не цепляя. И потом это приходит с опытом, с практикой, постепенно, когда они уже адаптируются. А так они больными уходят с занятий и говорят здесь: «Я физически больна и просто разбита после этих занятий». Это установленные факты. И я тоже всегда говорю, когда приходит драматический артист: «Да, вы можете отыграть. Но вы не думаете о той тысяче людей, которая будет сидеть в зале и уйдет после вашего спектакля больна?». Через слух все цепляется. Поэтому, когда мы назначаем, например, строгий голосовой покой, мы запрещаем не только говорить, петь вслух, но даже читать про себя книги и газеты, не разрешаем слушать музыку. Потому что все равно происходят подергивания, мышечные сокращения отдельных волокон голосовой мышцы. Я такие гортани видел, говорю: «Ты что пел?». А мне в ответ: «Нет, я уже молчу, как вы велели». «А почему я вижу голосовую нагрузку?» - «Может, я слушал? Я вот слушал вчера несколько часов». Но я же сказал даже не слушать! Вот наслушался.
Соответственно, может быть и обратная реакция в таком сценарии, когда человек слушает хорошее пение?
- Конечно. Слушать надо только хороших певцов, хорошие голоса качественные. Но очень важно не перенять чужую манеру, иначе вы ее транслируете, зазеркалите и потеряете свою индивидуальность. Вот что сложно здесь. Это тонкая грань. Сколько мы видим, что поет и думаешь: под Зыкину косит. Яркий всегда такой пример очень индивидуального характерного пения - манеру Зыкиной не перепутаешь. И вот если манеру перенять, то всем будет казаться, что косит под Зыкину, а своей манеры нет. Можно сказать, что косишь под Образцову, потому что тоже слышишь, что это Образцова поет, ее ни с кем не спутать. Поэтому очень важно, чтобы голос выстраивался, но, чтобы не перенять чужую манеру, чтобы не потерять свою индивидуальность.
У нас большая страна и в разных регионах есть своя манера речи, которую мы слышим с детства и перенимаем.
–Потому что слух - это функциональная система. И человек перенимает ту манеру речи, которую слышит.
Чтобы избавиться от говора, следует идти только к специалисту по технике речи или фониатр тоже может чем-то помочь?
–К специалисту по технике речи, конечно. Фониатр — это врач. Мы не имеем никакого отношения к технике. Мы имеем отношение к болезням, когда орган нездоров и голосопродукция определенным образом затрудняется, изменяется. А все технические штуки, вокальные, речевые, в том числе говоры, манеры — это все уже педагогика, тут уже другое. Когда, например, педагог что-то слышит в тембре, он посылает вокалиста к фониатру, чтобы посмотреть, но на предмет опять-таки заболеваний.
Но вы проводите занятия в Общественной академии голоса. В чем они заключаются?
– Я 15 лет назад создал общероссийскую общественную организацию, которая называется Российская общественная академия Голоса, которая занимается просветительской деятельностью. Не так давно мы вручили премию «За служение голосу». Это была премия номер один. Долго президиум дебатировал, кому все-таки этот номер один дать. Дмитрий Юрьевич Вдовин, который, кстати, является почетным членом академии, получил эту премию.
У нас есть лицензия на образовательную деятельность. Мы проводим школы здорового голоса. Этот проект очень любят, знают, потому что я езжу по регионам, даю многочасовые семинары. То есть у нас образование идет в таком ключе - повышение квалификации с выдачей соответствующих документов. И, пользуясь случаем, хочу как раз пригласить и вокальных педагогов поближе познакомиться с нашей академией, потому что там мы проводим очень много всяких интересных мероприятий. В апреле у нас будет Всероссийский Конгресс, который мы проводим раз в три года. Осень обещает быть насыщенной: в Новосибирске и Санкт-Петербурге будут двухдневные школы здорового голоса с повышением квалификации.
Фото © Нестеренко центр
Вы уникальный специалист, у которого есть одновременно и медицинское, и вокальное образование. Профессия фониатра требует такого погружения?
– Фониатрия, безусловно, требует такого погружения, потому что я вообще не представляю, как бы я работал, если бы через себя все это не пропускал и мне было бы непонятно, как это все происходит. Потому что ощущение болезни, ощущение здоровья, ощущение звучания или незвучания, испытания препаратов... У нас же нет каких-то специфических и вот даже на себе сначала испытываешь, как препарат сработает, начинаешь петь, смотреть, как ты на нем звучишь. Вот какие-то такие эксперименты. Поэтому я убежден на все 100%, как это и было в какие-то стародавние времена, что все-таки фониатр должен быть с музыкально-вокальным образованием. Это сейчас все стало упрощаться. Да и уровень, конечно, совершенно иной у специалистов, что очень печалит. Это, наверное, не только в нашей, а вообще во многих отраслях. Но вот это погружение, на мой взгляд, – это необходимость стопроцентная. И я даже сейчас уже ребенку своему, как исполнилось 10 лет, внушаю, что он будет вместо меня работать. Когда у него спрашивают, кем ты хочешь стать. он говорит: «Папиным заменителем». И я уже планомерно, целенаправленно договариваюсь с музыкальной школой, чтобы он сольфеджио учил, чтобы с ним вокалист пел, чтобы он все это понимал. В нашей специальности без этого просто не обойтись.
Но у меня вообще за плечами музыкальный колледж - вокальное отделение, то есть четыре года профессионального обучения пению. Но в моей жизни было это не так, что я шел к фониатрии специально петь. Нет. Я всегда хотел быть врачом. И я очень хотел петь в церковном хоре, а меня не брали, потому что у нас был в кафедральном соборе в Ставрополе очень профессиональный хор в 90-е годы. У нас Митрополичий хор нашего кафедрального собора был единственным профессиональным хоровым коллективом в Ставропольском крае. Понимаете? Нас таскали на все звукозаписи, на радио, на краевые городские праздники, просто спускалось указание в епархию, что вот там должен хор принять участие, там нужно записать, тут нужно спеть. И мы пели светскую музыку, мы были единственным профессиональным коллективом. Вот на таком уровне мы работали. И, конечно, туда брали минимум с музыкальным училищем. Но так там добрая половина была с консерваторией и дирижеры, и хоровики, и вокалисты. У нас там солистами были только педагоги музучилища. Не так, что матушки и батюшки, как сейчас. Хоровое церковное пение, это отдельная моя боль, потому что я очень долго там пропел. Это определенная стезя в моей жизни, о чем я не жалею и это тоже в итоге меня привело к фониатрии. И вот - меня не брали в этот церковный хор петь. У меня амбиции, голосина, а меня не берут. Ну правильно, там надо петь с листа. Я вообще даже не знал, что такое бывает, чтобы взять и по нотам что-то спеть. Мне сказали: ну да, голос есть, но вам надо идти учиться и потом можно вернуться к разговору. Я поступил в один год и в медицинский институт, и в музыкальное училище. Параллельно учился: первую половину дня - в институте, вторую половину дня - в училище. Теоретические групповые разрешали просто экстернатом сдавать: я приходил раз в месяц или раз в два и сдавал какой-то пройденный материал по программе. А в медицине я собирался совсем на другую специальность, а потом мой вокальный педагог (наверное, не зря появилась на моем жизненном пути) говорит: «Какая гинекология, ты сумасшедший, что ли? Вообще выкинь из головы все эти песни, не вздумай никогда петь, я тебя не пущу, я тебе не разрешаю. Ты должен быть врачом, ты должен быть фониатром. Петь, кроме тебя есть кому. А вот таким фониатром ты будешь один».
Ну, в общем, потом как-то постепенно я к этому проникся. Очень был большой стресс, что это все-таки направление в отоларингологии. А я говорил всегда, я буду кем угодно, только не лор врачом. И судьба здесь надо мной так усмехнулась. Но оказалось, что не так все печально. Конечно, я подрабатывал еще в начале своей карьеры в медицинских центрах. Но я больше пяти-восьми месяцев нигде не выдерживал. Я оттуда сбегал, мне нужна была перемена картинки. То есть вот этот лор-прием все-таки не для меня. Мне говорят: «Как ты общаешься с этими вокалистами, они все чокнутые». Я говорю, что, наверное, я сам такой же (смеется). Я с ними на одной волне и мне гораздо интереснее вот здесь. Мы же недаром говорим, что фониатр на работе всегда как в театре, а в театре всегда на работе.
Вот поэтому эта степень погружения именно вокально, она может быть у всех действительно разная, но музыкальная грамотность и музыкальная грамота, обязана быть. Потому что, это специфика – это голос, это музыкальный инструмент. Вы должны знать абсолютно нотный стан, что такое тональность, тесситуры, форте, пиано, то есть всю терминологию вы должны знать абсолютно четко. Без этого никуда. Потому что пациент приходит и предъявляет совершенно специфические жалобы: «Вот у меня выпал участок от си до ми, выпадает эта зона или там два тона выпадает…». Он же с нами нотами разговаривает и терминологически: то в тесситуре, то еще что-то. Нужно ж с ним на одной волне быть. Мы должны прекрасно понимать, какие жалобы предъявляют. Как можно работать фониатром, не понимая в музыкальной терминологии? Такого не может быть в принципе по определению.
Вы упомянули ребёнка. Существуют разные взгляды у музыкальных педагогов на то, насколько рано стоит начинать заниматься вокалом. Есть мнения о том, что стоит изучать сольфеджио, пробовать какие-то инструменты, а голосом все-таки работать чуть позже. С медицинской точки зрения, есть ли противопоказания к вокалу по возрасту?
– Никаких противопоказаний нет. Голос – это природная данность, это физиологическая функция. И просто нужно работать с этой функцией в соответствии с возрастом в любом возрастном диапазоне. Все должно соответствовать строго возрастной анатомии и физиологии. Все. Чем раньше вы будете заниматься с ребенком вокалом, тем развитее он будет в этом отношении. Никаких противопоказаний и опасений нет. Я знаю много педагогов, которые даже со своими детьми занимались сызмальства - с трех лет. Но это, конечно, уровень будет совершенно иной — это даже сложно назвать занятиями вокалом. Это вокализация, это развитие слуха. В раннем возрасте это все только носит подражательный характер: чтобы ребенок больше слушал какие-то звуки, пытался их повторять. Естественно, никто не будет над резонансом с ним работать, над дыханием. Это уже прививается позже, лет с 9-10. С возрастом просто требования возрастают и технические, и музыкальные. Просто все должно строго возрасту соответствовать и нужно понимать, что можно делать, а что нет. А так, пожалуйста, - пойте.
Вы профессор. С точки зрения ученого - насколько голос изучен наукой?
– Голос наукой, конечно, изучен недостаточно. И это связано с большой сложностью изучения, потому что голос — это нервно-мышечная функция. И если к неврологу пришел с рукой, с ногой и тебе сделали игольчатую миографию - воткнули иголку в мышцы, а приборы фиксируют импульсы от мышц и смотрят какие есть изменения, есть ли они вообще, что происходит? Это исследование имеет большую диагностическую ценность. Теперь представьте, а как мы: в гортань, в musculus vocalis, в толщу голосовой складки или еще в какую мышцу внутри гортани воткем иголку? Это невозможно. То есть у нас уже выпадает этот метод исследования. Мы не можем исследовать нервно-мышечную функцию при помощи, так скажем, рутинных известных методик. Они выпадают. Во-вторых, мы не можем осмотреть человека в наркозе или в анестезии, потому что вокализация — это живая функция. Человек должен быть в сознании, он должен вокализировать, произносить звуки, а мы должны смотреть, что в этот момент происходит. Потому что человек в наркозе ничего не издаст. То есть функцию вы никак в наркозе не увидите. Ну да, детей смотрят маленьких под наркозом, если на это есть существенные показания медицинские? Но вы должны понимать, что, если узелки, какие-то или там другие новообразования, вот эти органические изменения в наркозе вы увидите. Но если этого нет, а нарушена функция, то функционально вы ничего не увидите, потому что голосовые складки не работают. Некоторые методы исследования, как, например, глоттография – да, объективный метод. Но он тоже стоит немалых денег. 10 000 € стоит малюсенький приборчик.
Хотя в СССР всегда было свое производство: и стробоскопы делали, и глоттографы. Все это было. Сейчас я с людьми поговорю, даже не могут понять: то есть теоретически понятно, что там за принцип действия, а изобразить это на практике никто не может. Опять выпал метод исследования. И у нас остается что: либо стробоскопия и мы смотрим функцию и колебательный процесс голосовых складок, либо акустический анализ голоса. Акустические программы тоже уже давно ушли с рынка. Их нет в России. Импортные были, но они больше на патологию заточены, потому что они выдают определенные коэффициенты (степень дисфонии, основной фон). То есть мы сразу видим по коэффициентам. А звукорежиссерские программы, которые дают спектр, они не дают никаких коэффициентов, то есть это нужно сидеть, заниматься этим прицельно и изучать. То есть чисто уже наблюдать самостоятельно и выводить какие-то закономерности, что вот это – норма, а вот в таких-то ситуация вот здесь что-то меняется в этой акустической картинке. Поэтому у нас очень ограничен арсенал методов исследования, которые мы можем применить к гортани.
Вот сейчас мы хотя бы начали смотреть, что происходит в гортани при каких-то так называемых экстремальных рокерских техниках, как там чего работает? Мы хотя бы стали видео снимать, чтобы принцип действия в гортани проследить. Раньше не было и этого, невозможно было снять видео, эндоскопию на экран показать, посмотреть. Все с зеркальцем смотрели без видеофиксации и все. Сейчас хотя бы такая возможность появилась – тоже хорошо.
Поэтому очень много каких-то и патогенетических механизмов не исследовано и патологии. Потому что – сложность: одно дело — взять ткань на исследование, а другое дело полезть в гортань и отщепить. Поэтому, конечно, приходится выкручиваться как-то так, чтобы это было, с одной стороны, и доказательно, а с другой, чтобы не уйти в лженауку в этих наблюдениях, потому что при таком дефиците можно запросто сделать неверные выводы. Поэтому здесь нужно применять свой практический опыт работы с пациентами: что происходит, что ты наблюдаешь? Ну, в общем, как-то так.
Вы работали с коллективами – с ансамблем Александрова, и с «Геликон-оперой». На ваш взгляд, фониатр – это более индивидуальный, интимный доктор, как гинеколог и стоматолог?
– Он относится к интимным специалистам, потому что все-таки голос – это рабочий орган. То есть профессионал голосом зарабатывает. Поэтому, естественно, он будет доверять всю свою жизнь. Это же вся жизнь – вот здесь (показывает на горло) сконцентрирована: и творческая, профессиональная, с этим завязана личная жизнь неразрывно. Поэтому, естественно, большинство профессионалов, как-то приникают уже каждый к своему врачу и за него держатся.
Я не знаю, английского языка, вообще никакого языка и я водить машину не умею. Но мне говорят: «Мы вас отвезем, привезем, что нужно, переведем. Вы только разберитесь хорошо и вам больше ничего не надо». Я пребываю в такой абстракции внешнего мира. Меня научат, на какие кнопки в телефоне нужно нажимать. Я действительно много не знаю и учиться этому не хочу, времени на это нет. И так складывается, что кроме голоса, ни в чем больше не понимаю. В прошлом году было 20 лет моей профессиональной деятельности. Я пришел в Геликон-оперу в 2000 году работать и с этого момента у меня начинается отсчет – это была моя первая работа. И вот у меня есть некоторые солисты прямо оттуда, которые уже 20 лет у меня на обслуживании состоят. И все, и пошло то кто-то 19, кто-то 18, кто-то 17 лет. И в итоге у меня сколько уже детей на глазах выросло, вот целое поколение уже так не то, чтобы сменились, но подросли.
Если говорить об оперных вокалистах, какие три самых главных «нельзя» для них вы бы обозначили?
– Ой, это всегда очень сложно... Наверное, три таких самых распространенных нельзя, за которые я очень часто ругаю. Первое – это нельзя молчать. Ведь у них, когда, например, идет перерыв в работе, нет спектаклей, или отпускной период, или заболел, у них выпадает неделя – две - три - месяц, и они молчат (не распеваются, ничего). И потом они резко выходят и дают полноценную голосовую нагрузку. Я говорю: «Вы чего не соображаете?». Представьте, вы в фитнес не ходите, сидите дома, а потом пошли и в зале как начали таскать часами. Что с вами будет? Спортсмену в голову не придет, сидеть на печи, а потом бежать 10 километров. Никому ж такое в голову не приходит? А здесь голос - такая специфичная штука интересная, окутанная всякими тайнами и мифами. И никому не приходит в голову, что здесь такая же мышечная работа происходит, и нельзя так себя вести. Это обязательно - нельзя молчать, нельзя замолкать, нужно все время держать себя в форме. Даже если у вас нет выступлений, вы обязаны 30- 40 минут в день все равно распеться по всему диапазону, чтобы все время держать себя в форме.
И отсюда вытекает - второе «нельзя»: никогда нельзя давать резкую нагрузку, после такого более или менее длительного периода молчания. Никогда! То есть только постепенный ввод. Потому что, когда дают резко голосовую нагрузку, все они в один день вылетают. И потом они будут у нас здесь лечиться месяц, потому что обычно по срокам это протекает все гораздо длительнее, чем какая-то банальная болезнь. Мышцы вылетают и все и пока там все восстановишь, или травма возникла – предузелковый процесс.
Ну и третье «нельзя», которое объединит, наверное, такую большую группу «нельзя» — это, конечно, нельзя позволять себе какие-то принципиальные гигиенические нарушения. То есть нельзя вести беспорядочный образ жизни: то в 02:00 легла то в 09:00, то в 06:00. Концертная деятельность (особенно у эстрадников, не только у оперных) часто с этими нарушениями режима сопряжена. Нельзя быть футбольной или хоккейной болельщицей, если ты поешь! Приходит: завтра концерт, а там… «Я на футболе была, болела кричала». Я говорю: «Как? Дура что ли?». И такое бывает. Или они любят еще петь в караоке - сцены не хватает. Активная концертная деятельность, звезда первой величины, но любит караоке. Что за бред?
Тогда в противовес: какие три обязательных «надо»?
–Если перефразировать вот эти три нельзя в обратную сторону. Но здесь будет одно, но оно объединит очень много. Мы же недаром говорим, что голос — это зеркало и тела, и души. Вы можете определить по голосу настроение человека, вы можете представить даже внешность по тембральному звучанию, возраст — это все слышно. Хорошо себя чувствует человек или нет? Голос настолько тонкий механизм, что он очень на себя цепляет все и отражает действительно все, как в зеркале. Это то, что мы слышим. А если его на акустическую программу разложить или посмотреть обертональный состав - вообще целый мир открывается. То есть это целая отдельная наука - акустика голоса. Сейчас даже в качестве альтернативы детектору лжи, записывают голос человека, когда он дает ответы на какие-то вопросы. И акустическая программа миллисекунды какие-то улавливает. Там человек задумался, и у него какие-то появились удлинения интервалов между обертонами. И это уже все улавливается. Мы никогда это слухом не увидим. А компьютер может уловить, что он алкоголик или он к воровству склонен. И вот работодатели сейчас очень часто прибегают именно к акустические методам, потому что это более объективно. Если полиграфы они все на психологии построены, психологи расшифровывают беседу, то здесь не надо ничего, кроме беседы, - машина все записывает. Это объективно, потому что голос вообще цепляет все. А мы невольно, когда хотим или соврать, или на какие-то вопросы, дать, какой-то ответ, это сразу улавливается в голосе. Настолько это все тонко.
Поэтому здоровое звучание может быть только в здоровом теле со здоровым духом. И все на самом деле элементарно: соблюдайте здоровый образ жизни, делайте зарядку по утрам, чтобы был мышечный тонус, высыпаетесь. Не пересыпайте. Ни в коем случае! Вы переспите и у вас, наоборот, тонус уйдет со всех мышц. Нельзя! Нужно просто регулярно спать восемь-девять часов и все. А если у вас недосыпы были, то лучше опять недоспать, отпеть, потому что уже организм в этом ритме, и он в нем держится, и у вас тонус будет лучше или все. Потому что вы ему дадите расслабление, то есть он поймет, что вы высыпаетесь и расслабится, а вы ничего не споете. То есть какие-то элементарные вещи. В здоровом теле и здоровый будет голос, от этого никуда не деться. Поэтому соблюдение вот этого большого комплекса элементарных каких-то бытовых мер будет уже приводить к хорошему здоровому звучанию.
Каждый из нас знает детскую сказку «Волк и семеро козлят», где волку «перековали» голос. В реальной жизни может случиться такое чудо, что доктор поможет изменить голос до неузнаваемости?
– Ну, вы знаете, такие чудеса иногда случаются. В каком контексте? Так, чтобы прямо изменить ваш тембр, - это невозможно. Это только оперативное вмешательство определенное, когда накачивают, например, гели какие-то, утолщают голосовые складки и звучание становится более низким, понижают тембр или голосовые складки сшивают, чтобы вибрирующую длину голосовых складок уменьшить. То есть как бы сокращают, укорачивают длину этой струны. Ведь голосовые складки – это как струны, они работают по принципу струн в инструментах. Поэтому, если их укорачивать, то звучание станет выше. Это хирургические методики.
Ну вот, например, может, вы сталкивались, когда-нибудь с ситуацией, когда мужчина открывает рот и вдруг оказывается, что он разговаривает вот таким голосом (изображает фальцет). Приходилось сталкиваться с такими? Это неестественно высокое звучание. А что с голосом? А это просто в процессе мутации не сработала вот эта кнопка переключения регистров и человек не переключился на другой регистр, а остался на фальцете, как в домутационный период. У него все нормально, но произошел вот такой функциональный сбой. Это не болезнь, у человека просто «не переключилась кнопка». Если на музыкальном инструменте кнопку надо нажать и как-то переключаются регистры, то здесь это переключает все нервная система и мышцы. И вы сами это делаете. А вот некоторые это делать не умеют на самом деле их надо этому учить. И вот когда приходят такие пациенты, то вот как раз-таки фониатр может совершить такое чудо и «перековать» голос с помощью фонопедических занятий. И человека, который долгие годы говорил таким голосом, перевести на нормальную грудную фонацию, привычную всем на слух. Вот и «перековали». В мультике, кстати, тоже всего лишь волк что делает? Он просто переключается на фальцет и песенку поет уже фальцетом. Просто петух научил переключаться волка на фальцетную фонацию. Он тоже это не умел делать, а он ему показал, что можно вот так и переключил его в другой регистр, в головной. И все.
Однажды мне довелось продюсировать Гала-концерт оперных звезд и в день выступления один из вокалистов отказался по причине того, что не может нарушить «гигиену голоса». Что с медицинской точки зрения это словосочетание означает?
– Гигиена голоса включает в себя совершенно конкретные понятия, которые относятся к науке - гигиене. Это совокупность различных моментов, которые нужно соблюдать для того красивого звучания, о котором я говорил. Это мы опять возвращаемся к гигиене сна. И это тоже целая наука. Что такое гигиена сна? В идеале человек должен выработать биоритмы. Он должен в одно время ложиться в одно время вставать. И желательно лечь до 11-ти, чтобы еще там выработался соматотропный гормон роста, который дает нам иммунитет, снижение веса, сжигание жиров и так далее. Это гигиена физических нагрузок. Это гигиена труда и отдыха, то есть правильное разумное распределение голосовой нагрузки и периодов отдыха. И сюда же относится, например, когда мы говорим, молчал и потом резко начал голосовую нагрузку. Я ему что говорю: «Вы грубо нарушили гигиенические правила». Это тоже гигиена голоса. Постоянный тренинг постепенный - в голосовую нагрузку. То есть это все так называемая гигиена голосовой нагрузки. Это нормативы, по часам, ее распределение, правильное использование - это тоже относится к гигиене голоса. Это гигиенические нормативы. Гигиена вашего жилища в преломлении к специальности речевой. Это какие-то неотъемлемые вещи, которые работают только в совокупности.
С вашей точки зрения, когда вокалист обязан отказаться от выхода на сцену?
–Ой, ну, это всегда очень сложный и такой скользкий вопрос. Конечно, такие глобальные решения принимаются только совместно с врачом фониатром. Сам вокалист никогда такого решения не примет. Он может его принять, когда проснулся, и острый ларингит начинается вот так в секунду по щелчку - был голос и раз за несколько секунд голоса не стало. То есть ларингит всегда, как правило начинается остро, внезапно на ровном месте: бах и голос сшибает, все развилось острое воспаление. Ну, конечно, наверное, вокалист в таком случае примет решение отказаться, потому что он просто не может.
Если возникли какие-то незначительные нарушения, он проскочит к нам, мы ему все сделаем, что нужно, и он все прекрасно споет. Потом скажет: «Вы волшебники! Я в здоровом состоянии так никогда не пел, как в больном!». Клянусь, очень часто такое бывает.
Ну вот я не помню. По крайней мере у меня такие глобальные концерты в «Крокус Сити», в Кремле, спектакли в Большом театре никогда не отменялись. Потому что мы все делаем, потом дежурим там за кулисами, как-то все-таки пытаемся мероприятие спасти. И сколько таких спасенных спектаклей по театрам Москвы было. Это был один из существенных моментов, когда я давал экономическую выкладку. Ведь это не просто. Это же влечет за собой потери еще и экономические: это трудодни, больничные листы, социальные выплаты, а недополучение внебюджетных средств от вырученных при спектакле денег. Это же все цифры. Это все тянет за собой цепочку событий. Я посчитал примерно, сколько я за 10 лет существования клиники спас концертов, соответственно, сэкономил бюджетных и внебюджетных средств. Нечасто может кто-то этим похвастаться – за это клиника была награждена благодарностью мэра Москвы за вклад в здравоохранение.
Наверное, бывают, конечно, когда угрожающие какие-то состояния, при которых, ну, совсем нежелательно петь и когда мы можем сказать: «Да, лучше вы откажетесь». Но пациент обычно принимает с нами совместно такое решение. Есть еще целая плеяда людей, которые тоже работают голосом, но не относятся к вокалистам: преподаватели, спортивные комментаторы, журналисты… Есть ли для них какие-то особые рекомендации?
–Они для нас все –представители речевой профессии. Гигиенические принципы голососбережения – это более широкое понятие, чем гигиена, оно много чего еще включают. Я основоположник этой системы профилактики дисфоний, потому что я предложил ее на системном уровне, до этого она так не существовала. Этому моя докторская диссертация посвящена. Гигиенические принципы, требования и нормативы они никак не отличаются. Просто у представителей речевых профессий гораздо большей степеней свободы. То есть если оперный певец приболел, и у него исчезло пол тона, а ему петь Германа (в «Пиковой даме» же как: если в первой картине грозы в летнем саду Герман поставил си-бемоль, то дальше ему можно жить спокойно). А вот представляете, он выше ля подняться не может, а надо си-бемоль. Что ему делать? Вот поэтому степеней свободы нет вообще. То есть либо есть, либо нет: ты не можешь спеть вообще целую партию из-за одного единственного полутона. Это ужасно. У «речевиков» степеней свободы намного больше, я бы сказал, одна сплошная степень свободы: что хочешь делай, хрипи, выходи на сцену, если это драматический актер. А кто ведет тренинги, им посложнее. Они управлять голосом не очень могут, поэтому все учатся. Когда они ведут пятичасовые тренинги, бизнес-тренинги, то, конечно, могут осипнуть и не выдержать это. И они очень часто прибегают к нашим услугам, к экстренной фониатрии, чтобы бизнес-тренер отговорил свой тренинг и выдержал голосовую нагрузку. Это сейчас очень все востребовано, потому что многое перешло в онлайн.
Вы говорили о том, что вокалистам желательно не молчать. А если мы говорим о женском организме, есть ли периоды, когда молчать стоит?
–Вот, опять-таки, это связано с вашим очень правильным вопросом и очень хорошим: «Насколько изучен голос?». Вот, например, беременность и кормление грудью относится к таким совершенно недоизученным вопросам. Мы чисто эмпирически по клиническим наблюдениям своим можем судить об этом, мы собираем мнения вокалистов. Конечно, все говорят, что уже, естественно, сложно петь в третьем триместре, когда уже живот поджимает диафрагму. И вообще в третьем семестре уже, как правило, никто не поет. Но здесь тоже нужно учитывать другой момент. Мы всегда рассматриваем в данном случае вред для матери, для певицы, для вокалистки. А вы никогда не рассматривали наоборот? А ваша вокальная нагрузка, что значит для ребенка? А можно ли? Ведь выход на сцену — это стресс и немалый отпеть спектакль. У вас адреналин и другие гормоны, давление может меняться и прочее. Вы не учитывали вред для плода? Не рассматривали? А потом у детей начинают вылезать какие-нибудь проблемы со здоровьем и где гарантия того, что это не связано с выходами на сцену во время беременности? Никто не может вот эти связи установить на самом-то деле. «Нет, это не от этого!». А почему не от этого? Мы должны об этом помнить. Это стресс, а беременным стрессы противопоказаны.
Во время кормления грудью, опять-таки установлено чисто эмпирически из практики, поется очень сложно. Все женщины, прошедшие эти периоды отмечали, что во время беременности пелось иногда даже гораздо лучше, чем без беременности. А вот в лактацию, когда было кормление грудью, петь очень сложно. Тоже, в принципе объяснимо, потому что нарушается гормональный уровень. Изменяется он в сторону роста пролактина для того, чтобы вырабатывать молоко. Поэтому этот гормональный дисбаланс, конечно, очень сильно влияет, потому что гортань очень гормонозависимый орган. И мы по состоянию гортани иногда первыми начинаем подозревать какие-то гормональные расстройства и отправляем на исследование. Мы выявляем это уже по виду гортани.
Ну а что касается «красных дней календаря», то тут уже все гораздо проще и более изучено. Здесь важен день до начала и первые два-три дня в зависимости от длины цикла (у всех индивидуально). Поэтому получается, что где-то три-четыре дня наиболее критичны для пения и голосовой нагрузки, потому что расширены сосуды и отек. И это все будет провоцировать проблемы в гортани сосудистого и воспалительного характера, вплоть до кровоизлияния и более серьезных проблем.
Говорят, что когда мы слушаем музыку, смотрим выступление на экране, мы как-бы повторяем за певцом, и если пение будет фальшивым, то голос зрителя тоже может пострадать, это правда?
– Да. Мы цепляемся, мы повторяем и больное пение – это вредно. То есть больной голос очень вредно слушать. Это тоже изученный вопрос. Это единая функциональная систем: слух, голос и речь. Это три ее компонента. Почему вокально- речевая педагогика построена, прежде всего, на показе голосом? Потому что ученик слышит правильный звук, правильное звукоизвлечение и мышцы через звук сами выстраиваются так, как им надо и выдают правильный звук. Почему педагоги, которые только начинают заниматься вокальной педагогикой, у нас практически здесь живут? Потому что они еще не умеют пропускать это через себя, не цепляя. И потом это приходит с опытом, с практикой, постепенно, когда они уже адаптируются. А так они больными уходят с занятий и говорят здесь: «Я физически больна и просто разбита после этих занятий». Это установленные факты. И я тоже всегда говорю, когда приходит драматический артист: «Да, вы можете отыграть. Но вы не думаете о той тысяче людей, которая будет сидеть в зале и уйдет после вашего спектакля больна?». Через слух все цепляется. Поэтому, когда мы назначаем, например, строгий голосовой покой, мы запрещаем не только говорить, петь вслух, но даже читать про себя книги и газеты, не разрешаем слушать музыку. Потому что все равно происходят подергивания, мышечные сокращения отдельных волокон голосовой мышцы. Я такие гортани видел, говорю: «Ты что пел?». А мне в ответ: «Нет, я уже молчу, как вы велели». «А почему я вижу голосовую нагрузку?» - «Может, я слушал? Я вот слушал вчера несколько часов». Но я же сказал даже не слушать! Вот наслушался.
Соответственно, может быть и обратная реакция в таком сценарии, когда человек слушает хорошее пение?
- Конечно. Слушать надо только хороших певцов, хорошие голоса качественные. Но очень важно не перенять чужую манеру, иначе вы ее транслируете, зазеркалите и потеряете свою индивидуальность. Вот что сложно здесь. Это тонкая грань. Сколько мы видим, что поет и думаешь: под Зыкину косит. Яркий всегда такой пример очень индивидуального характерного пения - манеру Зыкиной не перепутаешь. И вот если манеру перенять, то всем будет казаться, что косит под Зыкину, а своей манеры нет. Можно сказать, что косишь под Образцову, потому что тоже слышишь, что это Образцова поет, ее ни с кем не спутать. Поэтому очень важно, чтобы голос выстраивался, но, чтобы не перенять чужую манеру, чтобы не потерять свою индивидуальность.
У нас большая страна и в разных регионах есть своя манера речи, которую мы слышим с детства и перенимаем.
–Потому что слух - это функциональная система. И человек перенимает ту манеру речи, которую слышит.
Чтобы избавиться от говора, следует идти только к специалисту по технике речи или фониатр тоже может чем-то помочь?
–К специалисту по технике речи, конечно. Фониатр — это врач. Мы не имеем никакого отношения к технике. Мы имеем отношение к болезням, когда орган нездоров и голосопродукция определенным образом затрудняется, изменяется. А все технические штуки, вокальные, речевые, в том числе говоры, манеры — это все уже педагогика, тут уже другое. Когда, например, педагог что-то слышит в тембре, он посылает вокалиста к фониатру, чтобы посмотреть, но на предмет опять-таки заболеваний.
Но вы проводите занятия в Общественной академии голоса. В чем они заключаются?
– Я 15 лет назад создал общероссийскую общественную организацию, которая называется Российская общественная академия Голоса, которая занимается просветительской деятельностью. Не так давно мы вручили премию «За служение голосу». Это была премия номер один. Долго президиум дебатировал, кому все-таки этот номер один дать. Дмитрий Юрьевич Вдовин, который, кстати, является почетным членом академии, получил эту премию.
У нас есть лицензия на образовательную деятельность. Мы проводим школы здорового голоса. Этот проект очень любят, знают, потому что я езжу по регионам, даю многочасовые семинары. То есть у нас образование идет в таком ключе - повышение квалификации с выдачей соответствующих документов. И, пользуясь случаем, хочу как раз пригласить и вокальных педагогов поближе познакомиться с нашей академией, потому что там мы проводим очень много всяких интересных мероприятий. В апреле у нас будет Всероссийский Конгресс, который мы проводим раз в три года. Осень обещает быть насыщенной: в Новосибирске и Санкт-Петербурге будут двухдневные школы здорового голоса с повышением квалификации.
Фото © Нестеренко центр
Последние новости
Жителей Люберец 20 апреля приглашают проверить здоровье в Единый день диспансеризации
Единый день диспансеризации пройдет 20 апреля во всех взрослых поликлиниках Люберецкой областной больницы, для удобства его проводят в выходной день, сообщили в учреждении здравоохранения.
Сдать кровь ступинцы смогут по предварительной записи
С 15 по 21 апреля в России проходит неделя популяризации донорства крови.
На базе ДМТПП прошло очередное занятие предпринимательских классов
В Дмитровской торгово-промышленной палате продолжается проведение курса предпринимательских классов, в ходе которого учащиеся дмитровских школ,
Как найти действующие промокоды
Как найти и использовать действующие промокоды для скидок